Беседы по Книге Коэлет или Екклесиаст. Стенограмма третьей беседы
Мы находимся в продолжении праздника Суккот и в соответствии с традицией продолжаем изучать книгу «Коэлет» или «Екклесиаст». В прошлый раз мы закончили первую главу и самое время начать главу вторую.
Вторая глава начинается с небольшого пролога, в котором Коэлет рассказывает о своеобразном эксперименте, который он решил провести. Мы будем читать, разумеется, с первого стиха: «Ама́рти ани́ бе либи́ (сказал я в сердце своем) леха́-наа́ аносе́ха бе симха́ (давай-ка, я тебя испытаю радостью) оръэ́ бе тов ве hи́нэй hэвэль (и увижу благо, познаю благо, но и это тоже суета)». О каком благе идет речь? Речь идет о благе плотском. Не все хорошее — суета, а именно то, что связано с радостью, то хорошее состояние, которое приходит на сердце радостному человеку, оно тоже суета. Это первый вывод, который сделал Коэлет из проведенного эксперимента, суть которого было проверить, что такое радость и удовольствие.
Второй вывод, который он сделал во втором стихе: «Ле схок ама́рти мегуля́ль (развлечение, увеселение назвал я сумасшествием)». Здесь речь идет о, так сказать, развлекательной индустрии того времени. Слово «схок» — улыбка или смех, веселое развлекательное занятие от гладиаторских боев до придворных шутов, самый широкий спектр невысокой пробы развлечений, которые были доступны человеку в то время.
Дальше Шломо или Коэлет говорит очень значимую для понимания всей главы фразу, он сказал веселью, что оно сумасшествие: «Вели́ симха́ (“веселье” во втором значении – “симха́”) ма зе́ оса́ (что это делает)?». Слово «симха́» в иврите – это слово женского рода и можно было бы ожидать грамматически, что Коэлет напишет: «оле симха́ ма зо́т оса́ (что это делает)?», так было бы правильно. В то же время глупо, конечно, обвинять Шломо или искать у Шломо какую-то грамматическую неправильность и с ивритом у Коэлета все в порядке, у него замечательный иврит. Нам стоит присмотреться поближе к вот этой самой фразе, которую Шломо говорит такому явлению, как «симха́ (веселье)» и вот, что он говорит: «ма зе́ оса́». Можно понять, как это понимают многие переводы, в частности вот, если мы посмотрим на перевод иудейский: «что в ней проку?», а в синодальном переводе более дословный перевод: «что оно делает?», но синодальный перевод сопрягает слово «веселье» в среднем роде со словом «оно», а у Шломо этого сопряжения нет.
Для того чтобы понять смысл этой фразы, нам придется вспомнить, что обсуждая первую главу, мы говорили о слове «ма», которое обычно переводится, как «что» или «насколько», или «как» и имеет еще много значений. Мы остановились на значении, что слово «ма» означает некую вечную сущность, то, что человек оставляет после себя. В первой беседе мы обсуждали слово «ма» и наша беседа базировалась на понимании слова «ма», во второй беседе мы говорили о слове «инья́н» — дело, а сейчас у нас третья беседа и мы будем говорить о слове «это». Казалось бы, как можно говорить, как можно рассуждать о слове «это»? Есть ли у слова «это» значение, у слова «это» какое-то понимание и так далее? Сам Коэлет очень много раз использует слово «это» не просто, как какое-то местоимение, как какое-то указание и если мы будем читать эту книгу, то мы увидим, что слово «зе» имеет гораздо больше значений, чем просто указательное местоимение «это». В 6 главе 5 стихе: «ему спокойней, чем тому», «этому спокойней, чем этому»; в 7 главе 18 стихе: «этого и этого держись»; в 9 главе: «вот на это я обратил свое сердце», «на это я обратил свое сердце» и в 12 главе почти итог всей книги: «это весь человек», «в этом суть всего человека». Следовательно, слово «это» у Коэлета – это не просто слово, оно каким-то образом указывает на суть, на, можно сказать, внутреннюю сущность человека, как живущего на земле, на сущность человека из крови и плоти.
Философия после Коэлета забыла это слово на долгое время и не вспоминала о нем до начала XX века, когда немецкий психолог и основатель, предтеча психоаналитики Георг Гродек написал книгу «Про это», книгу про то, что человек называет «это». Его ученик Зигмунд Фройд, который известен в русскоязычной среде больше, как Зигмунд Фрейд, написал книгу «Я и это», опять-таки, в русском переводе она называется «Я и оно». Мы видим, что понимание слова «это» очень сложно. Для этих людей «это» означает то, что человек не может назвать, смысл чего он не может или не хочет обозначать, то, что человек боится назвать по имени, боится закрепить его в себе, то, что человек хочет сделать мимолетным, превращает в мимолетное, от чего он хочет отстраниться.
Еврейские философы, в частности, например, Мартин Бубер, кстати, все трое: Георг Гродек, Мартин Бубер и Зигмунд Фрейд – они современники, все они жили в начале XX века, Буберу повезло больше всех, он дожил до 70-х годов, итак, все они современники — это общий дискурс для того времени. Мартин Бубер говорит, что «это» — тема, о которой мы говорим, не желая назвать ее по имени, что-то, что мы имеем, но не хотим с собой взять, что-то временное, мимолетное, которое может быть и является частью нас, или частью нашего, но мы не хотим делать «это» частью самих себя. Тема эта очень сложная и глубокая.
Мы попытаемся с этой позиции, из того, что говорит Коэлет, понять смысл фразы, которую Коэлет сказал веселью. Он сказал, что веселье превращает «ма» в «зе», делает из «ма», из вечной сущности какую-то временную сущность, вечное делает временным, значительное делает ничтожным, святое будничным и так далее. Речь, разумеется, идет о плотском веселье, потому что дальше Коэлет будет объяснять, что речь идет о плоти уже в 3 стихе, то есть речь идет о плотском веселье. Разумеется, веселье само по себе – это вещь положительная, мы как раз в празднике Суккот, когда у нас есть заповедь веселиться. Вот представьте себе: хочешь, не хочешь – веселись, потому что так хочет Бог, а Бог плохого нам не пожелает. То есть, веселье само по себе оно не плохое, когда оно больше, чем плотское, когда оно не превращает «ма» в «зе», когда оно не делает духовное плотским, а когда оно направлено в другую сторону.
Это выводы, которые сделал Коэлет из эксперимента, который он здесь описывает и в 3 стихе он начинает рассказ, можно сказать, как это было, «лабораторное» описание эксперимента. Начал Шломо или Коэлет с того, что он: «Та́рти бе либи́ лимшо́х бея́им эт бесари́ (я настроился в сердце своем умастить вином плоть мою)», то есть речь идет о плотских удовольствиях и первое средство для получения удовольствия – вино. Вино — очень древний напиток и издревле связан с радостью, роскошью, невозможно пировать без вина и кто, как не Шломо или Коэлет это хорошо знает. Но мы знаем, что первый описываемый в Писании винодел Ноах, тоже радовался вином, но кончилось это плохо и поэтому Коэлет принимает меры предосторожности и дальше он говорит: «Ве либи́ наhа́г бе хохма́ лейхо́с бе сихлю́т (а сердце мое вело себя мудро и стремилось к разумению)». То есть, Коэлет не стремился напиться «в дрова», «вдрызг», «в драбадан», «в стельку» и так далее, слава Богу, русский язык богат на подобные эпитеты. Он не стремился потерять разум, но он хотел понять, найти ответ на вопрос: «ад аше́р эрэ́ (пока я не пойму)», то есть весь этот эксперимент ставился с целью понять, разобраться, дать ответ на вопрос: «эй зе тов ливнэ́й ада́м», может ли быть «это», вот это временное удовольствие, о котором мы говорим, хорошим для человека? «Аше́р йаасу́ та́хат hашама́им миспа́р йэме́й хаи́м (так, чтобы стоило этим заниматься под небесами во все дни жизни своей)?». Шломо или Коэлет сказал: «Я попробую посвятить себя удовольствиям, чтобы проверить, стоит ли тратить на это жизнь?».
Это не просто пирушка, на которую Коэлет пару раз сходил, он описывает, как все происходило: «hэгдáльти маасáй (я сделал, как бы развил грандиозный проект, “hэгдáльти” — это слово “гадоль” — увеличил, “маасáй” — дела мои) бани́ти ли бати́м (построил я себе дома) натáhти ли крами́м (посадил себе виноградники)». То есть, для пира, для балов Коэлет устроил все: и дома, и специальные виноградники, чтобы в магазин за вином по мелочи не бегать, сделал он все удобно для винопития, даже виноградники специально развел. Вообще цари на ближнем востоке любили приобретать и насаждать виноградники, потому что это, во-первых, снабжает дом вином, во-вторых, дает хорошие прибыли. Виноградники сажают на склонах гор, так, по крайней мере, в стране Израиля, на лучших землях, на самых плодородных землях.
Но Коэлет не удовлетворился антуражем просто домов, в 5 стихе он говорит: «Аси́ти ли генóт (сделал я себе сады) у фардэси́м». В современном иврите, в современном иудаизме слово «пардэ́с» означает четыре смысла понимания Торы, мы говорили как-то, что это заимствованный из христианства четырехступенчатый метод толкования Писания. Так или иначе, слово «пардэ́с» происходит от персидского слова «па́рдис», что означает «огороженный парк» и таким образом, «генóт у фардэси́м» означает «сады и парки». «ве натáhти баhэ́м эц коль при» — в садах обычно растет зелень для украшения, для красоты, то есть сады – они не огорожены, это место, где можно было просто гулять, а «парадис» — ограниченное, огороженное место. Хотя, конечно, и есть в Писании слова и про закрытый сад, слова эти взаимозаменяемые и взаимоупотребляемые, но когда идет перечисление «генóт у фардэси́м», то «гена́» — это именно сад, красивый сад, который имеет значение декоративности в отличие от «ган» или «пардэ́с», которые содержат в себе плодовые деревья. «И насадил плодовые деревья» — для чего это все делается, как это связано с вином? Связано это с вином очень сильно, мы видим очень много разных барельефов и фресок, где изображено любимое занятие египтян или ассирийцев – они пируют в садах, Ахашверош в книге «Эстер» тоже пировал на славу. Коэлет строит большой антураж для пиров, для удовлетворения собственных плотских влечений.
В 6 стихе: «Аси́ти ли брейхóт мáйим леhашкóт мейhэм яар цомэ́ах эйци́м (я сделал себе еще и водоемы, пруды, из которых я поливал леса)». То есть, и о поливе леса дикорастущего, который был в стране, по которому можно было погулять, так сказать, на природе, Коэлет тоже позаботился, собрал и сделал водоемы, чтобы не зависеть от засухи, от климата, иметь запасы воды.
В 7 стихе мы читаем: «Кани́ти аводи́м у шевхот (я купил себе рабов и рабынь) увэне́й ба́йте ю́ле (и были у меня домочадцы)». Какое отношение домочадцы имеют к удовольствиям? Что замечательного в домочадцах? Домочадцы в данном случае, это не просто какие-то собутыльники и не просто те, с кем можно выпить. Домочадцы – это то, что называется «нацевим» — управители дома, какие-то люди, которые должны раз в месяц, например, поставлять царю необходимое продовольствие, это такие снабженцы-попечители, об этом рассказывает книга «Млахим» (третья Книга Царств, 4 глава). «Гам микнэ́ бака́р ве цо́н hарбэ́ hайали (и много у него было скота, “бака́р” — это крупный рогатый скот, быки, “цо́н” — это мелкий рогатый скот) мико́ль шэhаи́в лефанай бе Иерушалаим (больше, чем у кого-то в Иерусалиме)». Опять-таки, мы уже говорили о том, что это возможно метафорическое описание, потому что до него в Иерусалиме, если мы говорим о Шломо, был только Давид, других царей над Израилем в Иерусалиме и не было особо. Но эти описания действительно подходят к тому, что мы читаем о Шломо, в частности, в «Диврей hа-ямим» (Паралипоменон) или в тех же книгах Царств.
В 8 стихе: «Канáсти ли гам кэ́сэф ве заháв (я набрал себе серебра и золота) ве сгуло́т малахи́м». Слово «сгула́» означает, как бы всевозможный царский антураж и означает свиту, в том числе, может означать попадание в свиту. В современном иврите, в иудаизме «сгула́» — это средство достижения чего-то, попадание в какую-то группу избранных, которые заслуживают определенной благосклонности со стороны кого-то, в данном случае в иудаизме, Всевышнего. И Израиль называется «ам сгула́», то есть весь антураж избранности и царей, и государств. «Аси́ти ли (сделал я себе) шари́м ве шарóт (певцов и певиц; естественно пиры без музыки – это не пиры; что толку пировать, если нет тех же самых развлечений?) ве таанугóт бнэй hа-ада́м (и развлечения человеческие) шида ве шидóт». Вот эти два слова – они вызывали большую проблему у переводчиков. Если переводить это дословно в том виде, в котором мы можем это понять на современном иврите, то это «чертовку и чертовок», но так, естественно, никто не переводит и скорее всего значение здесь не то. Греческий перевод дает здесь «виночерпиев», есть переводы, которые дают здесь «колесницы», есть переводы, которые дают здесь «музыкальные инструменты (“надежды маленький оркестр”)». И когда есть так много разных переводов, видно, что есть определенное затруднение у того, кто пытается понять это слово, слово действительно, можно сказать, сильно потерялось в истории. Слово это происходит от слова «шиду́» — женщина и от слов «си́ти пеле́гиш» и от слова «ишт», которое обозначает женщину, молодую девушку, это общесемитские корни. Если посмотреть на ивритский корень этого слова, то это слово означает «награбленных девушек», то есть девушек полученных в трофеи и само награбленное. То есть, здесь, упомянув эстетическое наслаждение, богатство, внешние парки, сады, Коэлет переходит во внутренние покои и говорит, что и за столом все было устроено: музыка и женский эскорт, все у него было. Мы знаем из Писания, что женщины были у многих царей, в частности у того же Шломо были слабым местом, и здесь Коэлет описывает среди прочих удовольствий и наложниц — девушек, которых можно принудить к любым видам половой связи.
И в 9 стихе Коэлет говорит: «Вегада́льти веhоса́фти мико́ль шая ле фана́й бе Иерушалаим ав хохма амдали́ (я возрос больше, чем кто-либо в Иерусалиме, то есть я достиг большего, чем любой, кто был до меня в Иерусалиме, но мудрость сохранялась у меня)». Это еще одно указание на то, что, возможно, автор этой книги не царь Шломо, потому что мы знаем о царе Шломо из Писаний, во-первых, что до самой смерти Шломо был царем, во-вторых, до него не было много царей в Иерусалиме. И, в-третьих, самое важное для этого стиха, здесь Коэлет говорит, что он сохранил мудрость, то есть сердце его не развратилось. Он, обладая всем этим, мог смотреть на все это со стороны и, скорее всего, так и смотрел.
«Ве коль аше́р шале эйна́й (все, что хотели мои глаза) ле ацалэти мэhэм (не экономил я от них) ле манаа́ти эт либи́ мико́ль симха́ (и не запрещал я сердцу никакой радости)», то есть эксперимент был «по полной». С одной стороны, Коэлет установил какую-то меру для всего того, что происходит, понимая, что цель – это понять стоит ли вообще человеку тратить время на веселье. И он говорит в 10 стихе важную вещь: «ки либи самахми миколь амали (ибо сердце мое радовалось всеми трудами моими)», то есть он действительно смог испытать радость, он добился того, чего хотел, сердцу действительно было весело. И он говорит дальше: «ве зе айаh хэльки́ мико́ль амали́», но долей моей от всего труда моего было «зе», было вот это самое временное, сиюминутное наслаждение. И обратите внимание на слово «хэльки́», «хэ́лек» — часть, «это было моей частью». Слово «часть» противостоит слову «иторо́н» — избыток, которое переводится как «преимущество» в первой главе. Веселье было его долей, но это была именно доля, маленький кусочек, который удалось «урвать» от временной жизни.
И в 11 стихе Коэлет подводит итог эксперимента, о котором он уже и рассказал в самом начале: «Уфани́ти ани́ бе холь маасáй ше асу ядáй (и я оглянулся, чтобы перепроверить все дела свои, которые делали руки мои) у ве амáль ше амáльты лаасóт (и в работе, которую я делал; от которой, как мы уже сказали, он был рад, у него была “симха”) ве hинэ́й кóль hэвэль у рэýт рýах (и все это суета и погоня за ветром) ве эйн йитрóн тáхат hа-шéмеш (и ничего не остается от этого под солнцем)». На этом закончился, так сказать, эксперимент Коэлета. Он проверил и проверил «по полной», так, чтобы мы не сказали: «а ты еще не пробовал вот этого» или «а попробуй еще вот это». Коэлет испытал все: и наложниц, и пиры, и деликатесы, и поставку продовольствия издалека, сады, парки, скверы, бассейны, все у него было и нечего даже пробовать его превзойти. И он сказал: «Да, сердце мое радовалось, это было моей долей, но это было “это”, это было “зе”. Это было что-то временное, мимолетное и не будет от этого никакой пользы под солнцем. Из того, что я делаю под солнцем, тратя на веселье, я не получу никакой “иторо́н”, никакого последствия, никакого избытка, которые сохранились бы под небесами». Все это остается под солнцем и все это уходит в никуда, все это — суета и погоня за ветром, а ветер, как было написано в первой главе, ходит себе по кругу и бесполезно за ним гоняться.
Вот на этом свой первый рассказ заканчивает Коэлет, а мы закончим третью беседу о книге «Коэлет».
Пусть Господь благословит всех тех, кто слушает, изучает Писание, кто ищет Его Лица и ищет соблюдение заповедей Его по всему миру! Благополучного и благословенного праздника Суккот всем! И шалом!
